Предыдущий пост темы -
star-of-the-star.diary.ru/p182722160.htm Продолжаем разговор.
Если вы заметили, в своем предыдущем посте я ни словом не упомянула об электронных глазах Оберштайна и вызванном ими не то чтобы комплексе неполноценности, но всяко подпорченном жизненном старте. И сделала это абсолютно сознательно. Ибо по сравнению с астеническим синдромом электронные глаза - пустяки, дело житейское.
читать дальшеКстати, не могу не отметить, что такой вот застывший взгляд у Робеспьеров вполне бывает без всяких электронных глаз - это еще одно проявление общей статики, один из способов отстраниться от мира и сосредоточиться на себе, максимально расфокусировав зрачки. Именно по характерному остекленению глаз во время напряженного танца я впервые заподозрила Робеспьерку в ничуть не астеничной Асадзи Саки. Не покидает ощущение, что у Оберштайна имелся какой-то очень четкий визуальный прототип, и именно этот его мертвый взгляд и натолкнул Танаку-сэнсея на саму идею электронных глаз...Да, за них могли жестоко дразнить в школе, если он туда ходил... но с таким характером и повадками мелкого Робеспьерыша нашлось бы, за что дразнить и без них. Да, на них могли посматривать как на свидетельство неполноценности - но это неполноценность 1) объяснимая и 2) скомпенсированная. В ней, по крайней мере, нет ничего непонятного ни для самого Оберштайна, ни для окружающих его. И в конце концов, он не виноват, что таким родился. Да и... родился ли??? Насколько я знаю, про то, что это его врожденный дефект, мы знаем только с его собственных слов. А в ЧЕМ КОНКРЕТНО заключался этот дефект, насколько плановой была операция по замене глаз и в каком возрасте произведена, остается только догадываться. Если это просто-напросто какая-то неприятная уязвимость, в результате которой потеря глаз была всего лишь гарантирована при определенных обстоятельствах, а сами эти обстоятельства наступили года этак в 22, я ничуть не удивлюсь. Я ведь и сама прекрасно умею расставлять слова в таком порядке, чтобы в них не было ни грамма неправды, однако впечатление у слушателя/читателя создастся... в общем, "честность есть лучшая политика" - девиз, как мне кажется, любого Робеспьера ))
А вот его постоянная физическая и нервная слабость воспринимается как его ВИНА. Он сам виноват, что не может того, сего, пятого и десятого. И главное, он понятия не имеет, что должен сделать, чтобы это смочь!
В такой ситуации электронные глаза - не недостаток, а как ни странно, хороший козырь. Можно отказаться делать если не то-се, то хотя бы пятое и десятое на том основании, что это им повредит. Можно сразу с порога заявлять о том, что с глазками не слава богу - и этим переключать внимание оппонента с непонятного на понятное. Если ты неприятен ему ИНСТИНКТИВНО, то пусть у него на рационалке отпечатается, что неприятен - вот из-за этого дефекта.
И снова я говорю обо всем этом с полным знанием вопроса - проблемы со зрением, ничего общего не имеющие с банальной близорукостью, у меня с самого раннего детства, чуть ли не с двух лет.
А теперь рассмотрим, как все это в совокупности работает в сцене с глазиком.
читать дальше Собственно, в аниме сцена с глазиком распадается на два момента - знакомство с Кирхайсом и "предложение, от которого нельзя отказаться". И оба раза Оберштайн действует по одной и той же схеме - сначала демонстрирует оппоненту свой недостаток, вызвав у того легкий шок, а потом не отходя от кассы заявляет, что 1) это у него врожденное и 2) потому-то он и ненавидит Рейх всеми фибрами своего чемодана.
В разговоре с Кирхайсом он с равной вероятностью мог как специально подгадать момент разрегулировки очередной пары глаз, чтобы припугнуть Кирхайса, так и воспользоваться тем, что это вдруг случилось - тут я не берусь восстановить степень точности расчета. Но так или иначе это - способ компенсировать тот момент, что от самого факта проявления инициативы в важном деловом разговоре с абсолютно незнакомым человеком у него подкашиваются колени и бежит по спине холодный пот. И никакой силой воли с этим ничего не сделаешь - он не первый год живет на свете и прекрасно это знает. Поэтому, раз нельзя подтянуть свою психологическую стойкость к нормальной человеческой - остается опустить до своей психологическую стойкость оппонента.
В разговоре с Райнхардом это нужно ему еще сильнее - после бегства с Изерлона он буквально измочален сильнейшим стрессом. Если честно, глядя на его движения, на то, как он судорожно отдает честь, вслушиваясь в не просто монотонные, а безжизненные интонации его голоса, я с трудом понимаю, как этот человек еще не упал - или не ушел в сильнейший нервный срыв. Внутреннее напряжение там такое, что дотронешься - током шибанет.
Поэтому здесь Оберштайн применяет настолько классический прием всех моих персонажей, что мне едва не стало смешно - быстрый и верный удар по мозгам, ибо на второй сил уже не найдется. "Молния бьет один раз - но ей достаточно" ))
Кирхайс удален по одной простой причине - он уже знает фишку и может смягчить этот удар. А дальше... заминка, пара незначащих фраз, чтобы собрать в кулак свою чертову нервную систему - и глаз, вынутый из глазницы ЭФФЕКТНЫМ ЖЕСТОМ.
Запомните это, оно очень важно - если большинству нормальных людей внешняя эффектность, от роскоши в одежде до манер, нужна, чтобы привлечь к себе внимание, то Робеспьеру, тем более астенику - ТОЛЬКО для того, чтобы выставить нужную дистанцию между собой и оппонентом. И тот, кто спутает это с развесистыми понтами того же Гамлета (а это, как показывает практика, делают многие)... мягко скажем, не блещет житейской проницательностью.
После этого жеста Райнхарду, который при всем своем стратегическом гении еще сопляк, и в голову не придет приглядеться к тому, насколько слаб стоящий перед ним человек - он принимает эту слабость и отстраненность за холодность, как впоследствии будет делать это весь Рейх. Тем более что здесь эта слабость умело обыгрывается - да, я ненавижу Рейх за то, что таким, как я, нет в нем места; да, я беглец с Изерлона, и шкура моя не стоит и ломаной рейхсмарки... я полностью в вашей власти...
Правда. Ничего, кроме правды. НО - НЕ ВСЯ правда.
И снова мой классический прием - перевернуться на спину и подставить горло. Стреляй же, не ты, так по приговору трибунала расстреляют... и то самое звериное чутье, дающее понять, что оппонент - не выстрелит. Не спрашивайте, как это происходит, я вам никогда не объясню, потому что это уже не логика никоторым местом. Просто если ты настолько слаб, такая вот мгновенная и точная оценка самой сути противника, его стержня - твой основной инструмент выживания.
Причем демонстрация этого стержня Кирхайса производится для того, чтобы что-то понял не сам Кирхайс и тем более не Оберштайн - а третий, стоящий в стороне, Лоэнграмм. Смотри - нельзя обладать одновременно двумя взаимоисключающими свойствами, можно быть либо добрым, либо безжалостным. А вырванный глаз как бы намекает, что не пожалев себя, других этот человек жалеть тоже не будет...
И снова важное: в этой ситуации Оберштайн вряд ли сам отдает себе отчет, где он искренен, а где притворяется. Скорее всего, у него самого ощущение, что притворяется от начала и до конца, даже там, где реально откровенен - именно из-за срежиссированности происходящего. И когда Лоэнграмм говорит, что выкупит его голову у знати, в его собственном мозгу щелкает некий эквивалент "стоп, снято!" Можно расслабиться... частично. Игра удалась.
Только не спрашивайте меня, как это возможно одновременно - откровенность и срежиссированность, полная физическая слабость и холодно щелкающий мозг, наблюдающий происходящее как бы со стороны. Я просто описываю то, что переживала не раз и не два, а здесь четко увидела со стороны. И любопытно мне, по большому счету, только одно - как и куда потом упал Оберштайн, дабы пережить отходняк от данного действа ))
А теперь рассмотрим, как все это было отображено на сцене.
В не-Такарадзуке... похоже, из всего, что известно про Оберштайна, режиссер этого спектакля отметил только невозмутимость и монотонность речи. Никакой астении в сложении - актер явный гиперстеник, это заметно даже на фоне Лоэнграмма в его развесистом плаще, а про стройного Кирхайса и говорить нечего. Никакого нервного истощения и внутреннего напряжения - актер расслаблен и спокоен, нервы там как канаты. Никаких судорожных движений - они вальяжны и плавны, мягкие повороты головы, спокойная и скупая, но уверенная жестикуляция, и даже этакое лекторское "прохаживание по залу". Причем особенно это подчеркивает хорошая статика выбежавшего с бластером Кирхайса, то, как именно он фиксирует свои позы. В общем, этот Оберштайн хорошо знает цену тому, что имеет предложить, и вполне уверен, что получит ее, не вышибая никому мозгов своим глазиком - вынимание и снова вставление его, по-моему, производится больше для зрителя, чем для Лоэнграмма, и скорее похоже на банальное вставление получше покосившейся линзы, не ЖЕСТ, а утилитарное действие.
В результате получился... получился матерый Бальзачище )) Да, у них обычно тоже малоподвижные лица - но именно малоподвижные, а не застывшие. Это не невозможность лишний раз шевельнуться, а ленивое нежелание это сделать, тяжеловесность. И такой ровный монотонный голос у них тоже встречается, хотя далеко не у всех - но в нем никогда нет нарочитости, это живая монотонность плеска бегущей воды.
По-своему цельный и интересный образ, вполне имеющий право на существование, и я очень хорошо понимаю, почему он вдруг понравился некоторым из тех, кто в норме Оберштайна на дух не переносит )) Вот только... абсолютно не интересный лично мне, ибо НЕ ПРО ТО. Разница между ним и анимешным Оберштайном - ровно та же самая, что между Юичиро Ямагучи и Уве Крегером венского образца.
Что до Такарадзуки, то тут Коике Сюичиро сделал все возможное и невозможное, чтобы решить задачу средствами именно Такарадзучной эстетики.
Во-первых, как уже отмечали многие, явственно читается параллель Така-Оберштайна с Тода-самой. Ничего удивительного в этом нет - данная идея буквально лежит на поверхности, да и вообще начиная с Крегера все наиболее канонные Смерти в Лизке были Робеспьерами. Но общая композиция прикида и вообще все визуальное решение образа персонажа дают в итоге скорее не саму Тода-саму, а сущность более низкого ранга, ее Гончую - каковой на тот момент Оберштайн и является, до полноценной Смерти ему пока не хватает серого плаща )) И тем не менее сущность эта имеет полное право выглядеть нечеловеческой и вести себя соответственно.
Во-вторых, его ария - это ТАНГО. То есть музыка, самим своим ритмом подталкивающая к четким и ФИКСИРОВАННЫМ движениям, делай паузы не хочу. И с судорожным напряжением на ее фоне тоже будет все в порядке. Что до удара по мозгам, то светящийся глазик Оберштайн вкладывает Лоэнграмму прямо в руку - дальше ошеломлять уже просто некуда.
В-третьих, высокий рост Юми Хиро (179 см) вполне позволяет выглядеть худощавой, выравнивающий талию пояс под мундиром ее нисколечки не полнит. Кроме того, сама композиция сцены вполне позволяет в полной мере показать астеническую слабость Оберштайна - например, момент, когда он тяжело, с трудом поднимается с пола, цепляясь за кресло Лоэнграмма... Единственный реально серьезный просчет - умоляющее преклонение колена. Все-таки Оберштайн в этой сцене не умоляет, не упрашивает - он именно предлагает, а его слабость - не более чем гарантия безопасности для Лоэнграмма.
И все эти старания начисто, вот буквально нахер испорчены тем, что Юми Хиро - актриса не более чем второго ряда и играет привычными ей Такарадзучными штампами "настоящего мужчины". Агрессивные наступательные жесты, активная, но не больно-то привлекательная мимика... в результате оказалась перейдена грань, отделяющая персонажа от полновесного нервного срыва - даже не истерики. Такая слабость уже не гарантия безопасности, а нечто, граничащее с потерей достоинства, и как-то не очень понятно, на хрена сдалось Лоэнграмму такое вот счастье, которое только что слезы не вытирает его плащом. Хватание же за плащ из коленопреклонения вообще превращается в такой провал всей линии поведения, что лично для меня это проходит по разряду "пристрелить из жалости".
И только не надо мне говорить, что это вообще излишняя эмоциональность, свойственная Такарадзуке - пардон, вспомните трех старших Смертей и больше никогда не порите ерунды!
Вдобавок ко всему этому Юми Хиро тоже относится к какому-то динамическому психотипу, и естественные для нее движения - перетекающие одно в другое, а не фазированные, и это она пытается компенсировать тем самым энергичным помаванием конечностями. Да и голос низковат для правильного Оберштайна с его глуховато-серебристым как и его плащ тембром. На фоне достаточно высокого голоса Оки Канаме и ЕЕ фиксированных эффектных поз это смотрится особенно убого.
В целом... в целом этот, с позволения сказать, Оберштайн слишком большой процент своей энергии тратит на обогрев пространства эмоциями, пусть даже это срыв (хотя из-за упомянутой выше нефазированности движений сие даже на срыв не тянет). А это отнюдь не свидетельствует о такой его эффективности, которая может стать для Лоэнграмма чем-то из ряда вон выходящим.
Короче - миссия провалена, образ не раскрыт. Коике Сюичиро со всеми своими стараниями может убиться об забор, но увы, Юми - даже не Юхи, а если нет, то и взять негде... Второй раз за мою жизнь, 10 лет спустя после "Богемьен" Элен Сегары, меня не отпускает жгучее желание влезть в кадр и показать, что имелось тут в виду на самом деле!
И с трудом верится, что в следующем году Нанами Хироки сможет показать в Хатакадзе более высокий класс в этой роли... Следующий пост под данным тегом появится по мере полноценного вгрызания в канон...